В жизни Ханса Кристиана Андерсена было три значительных встречи с женщинами, но он так и не сумел вызвать ответное чувство ни в одной из них. До конца жизни он так и познал радости физической близости с женщиной, хотя и страстно желал этого. В 1834 году в Неаполе он написал в дневнике: «Всепожирающие чувственные желания и внутренняя борьба... Я по-прежнему сохраняю невинность, но я весь в огне... Я наполовину больной. Счастлив тот, кто женат, и счастлив тот, кто хотя бы помолвлен». Несмотря на все страдания, ему так ни разу и не удалось оказать нужное впечатление на тех женщин, которых он выбирал.
Первой настоящей любовью для него стала Риборг Войт, 24-летняя сестра его школьного товарища. Они познакомились в 1830 году, когда он путешествуя по острову Фюну, он заехал в Фоборг, чтобы навестить Кристиана Войта, сына состоятельного местного купца и судовладельца. Очаровательная девушка с темными глазами и приятным характером сразу произвела на него неизгладимое впечатление, они быстро нашли общий язык. «У нее было изумительно красивое кроткое лицо с несколько детским выражением, но умными, вдумчивыми, живыми карими глазами. На ней было простенькое утреннее платье серого цвета, которое очень ей шло. Да и вообще этот простой стиль очень гармонировал с выражением ее лица, и, наверное, именно поэтому она сразу же очаровала меня. <...> Не знаю даже почему, но у меня с самого начала создалось впечатление, будто мы очень долго знакомы, и мне весь день доставляло удовольствие развлекать эту молодую девушку» — так описывал Андерсен свою первую любовь в «Сказке моей жизни».
Если бы Андерсен был более настойчив и решителен, он смог бы завоевать ее, но, увы, таковым он не был. К тому же, девушка была помолвлена с другим, и для Андерсена это было неодолимым препятствием. Андерсен написал и подарил Риборг несколько маленьких стихотворений. Пожалуй, самое выразительное и безыскусное из них (впоследствии Эдвард Григ положил его на музыку) бесспорно посвящено именно ей:
Темно-карих очей взгляд мне в душу запал,
Он умом и спокойствием детским сиял;
В нем зажглась для меня новой жизни звезда,
Не забыть мне его никогда, никогда!
Когда писатель умер много лет спустя, на его груди нашли кожаный мешочек, в котором он 45 лет хранил ее единственное письмо. Друг писателя Йонас Коллин сжег послание, не прочитав его.
Следующей любовью для Андерсена стала дочь его покровителя Йонаса Коллина 18-летняя Луиза Коллин. После неудачи с Риборг он искал в ней сочувствия, но дружеское отношение к красивой юной девушке быстро переросло во влюбленность. Луиза же относилась к нему только как другу. Чтобы остановить поток пламенных любовных писем Андерсена, девушка сказала ему, что вся его корреспонденция, прежде чем попасть к ней, просматривается ее старшей замужней сестрой, что сразу же отрезвило влюбленного. Через некоторое время Луиза вышла замуж за молодого юриста. Она прожила долгую жизнь (1813—1889) и была счастлива в браке. Андерсен любил ее детей и часто играл с ними. Пережив Андерсена на двадцать четыре года, она была свидетельницей его грандиозной славы.
Третье, и возможно, самое сильное чувство Андерсен испытал к прекрасной певице Йенни Линд, которую называли «шведским соловьем». Считается, что она вдохновила его на такие известные сказки, как «Ангел» и «Соловей». Он написал: «Ни одна книга или какая-либо личность не оказали на меня как поэта более благородного влияния, чем Йенни Линд. Для меня она открыла святилище искусства». Биограф Кэрол Розен считает, что после того, как Линд отвергла ухаживания Андерсена, он изобразил ее как Снежную королеву с ледяным сердцем.
Впервые на тот момент уже известный писатель увидел Йенни в 1840 году в Копенгагене. О той встрече в «Сказке моей жизни» Андерсен писал: «В то время Дженни Линд еще не пользовалась известностью вне пределов своей родины, и, я думаю, что в Копенгагене мало кто о ней слышал. Она приняла меня вежливо, но довольно равнодушно, почти холодно. В Копенгаген она, по ее словам, приехала всего на несколько дней — посмотреть город. Визит мой был очень короток, расстались мы, едва познакомившись, и она оставила во мне впечатление совершенно заурядной личности, которую я скоро и позабыл».
Однако через три года, в 1843-м, когда Йенни Линд приехала в Копенгаген с концертами, 38-летний Андерсен всерьез увлекся прекрасной шведкой, которая была младше его на пятнадцать лет. 20 сентября 1843 года он записал в своем дневнике «Я люблю!» Он постоянно находился возле нее, наедине или в гостях у датских друзей, и едва ли у нее могли быть сомнения относительно его чувств. Когда певица уезжала, он передал ей письмо, «которое она должна понять» (как он записал в дневнике). Но она держала его на расстоянии.
В октябре 1845 года Линд снова оказалась в Копенгагене. В автобиографии Андерсен описал то время: «Я привязался к ней всем сердцем, как нежный, любящий брат, и был счастлив, что мне пришлось узнать такую идеальную душу. Во все время ее пребывания в Копенгагене я виделся с нею ежедневно. Она жила в семействе Бурнонвиля, и я проводил у них большую часть свободного времени». Однако Йенни Линд не давала Андерсену никаких надежд на более близкие отношения. Однажды на большом празднике, которое она устроила для датских друзей, она поблагодарила балетмейстера Бурнонвилля, который так любезно заботился о ней в Копенгагене и был для нее настоящим отцом. В ответной речи Бурнонвилль заявил, что теперь все датчане захотят быть его детьми, чтобы стать братьями Йенни Линд. «Для меня это слишком много, — весело ответила она, — я лучше выберу себе в братья кого-нибудь одного! Не хотите ли вы, Андерсен, стать моим братом?» Она подошла с бокалом шампанского к Андерсену, и тому пришлось выпить с ней на брудершафт.
У них были странные отношения. Он посвящал ей стихи и писал для нее сказки. Она же обращалась к нему исключительно «братец» или «дитя», хотя ему было 40, а ей всего 26 лет. В 1846 году он приехал в Берлин, надеясь встретиться с ней на Рождество. Приглашения от нее, однако, не последовало. Только в восемь часов он перестал ждать и отправился в гости к немецким друзьям. Когда на следующий день Андерсен не без горечи рассказал ей, как был вынужден провести сочельник, Йенни засмеялась и сказала: «Мне это и в голову не пришло, я думала, вы веселитесь с принцами и принцессами, а кроме того, меня пригласили в гости, но мы устроим еще один сочельник, и дитя получит свою елку в новогоднюю ночь!»
Новый, 1846 год они встретили втроем: Андерсен, Линд и ее верная компаньонка. Была специально куплена и наряжена стройная елочка. В «Сказке моей жизни» Андерсен писал: Мы веселились словно дети, играющие в гости: было заготовлено полное угощение, как для целого общества, нам подавали чай, мороженое и, наконец, ужин. Дженни Линд спела большую арию и несколько шведских песен, словом — для меня был дан настоящий музыкальный вечер, и все подарки с елки достались одному мне».
О романтической встрече писателя и певицы написали в газетах, а Андерсен описал ее в своей немецкой автобиографии 1846 года. Их дружба стала событием европейского значения, что способствовало еще большей его популярности во время пребывания в Англии в будущем году, так как он — едва ли случайно — прибыл в Лондон как раз в то время, когда Линд выступала там в опере. Впрочем, оба были очень заняты и встречались всего пару раз. С тех пор поэт не имел от нее никаких вестей. Через три года она поехала на гастроли в Америку и в 1852 году вышла замуж в Бостоне за молодого пианиста Отто Гольшмидта. Андерсен повстречал супружескую чету в Вене в 1854 году. «Муж ее, которого я видел впервые, отнесся ко мне в высшей степени сердечно. Я опять услышал ее пение. Та же душа, тот же дивный каскад звуков! Так может петь одна Дженни Гольдшмидт!», — написал он в дневнике. Больше они не встречались, но иногда обменивались письмами.
Можно упомянуть еще об одном увлечении Андерсена, предшествовавшем ухаживанию за Йенни Линд. Оно касается Матильды Барк, дочери шведского графа, с которым Андерсен познакомился в усадьбе шведского барона Карла Густава Врангеля, пригласившего его погостить у него в поместье в южной провинции Швеции Сконе. В письме Хенриетте Вульф от 3 июля 1839 года Андерсен сообщает Хенриетте, как хорошо его принимали в шведских поместьях, по которым его возил Врангель: «Ах, какое благотворное чувство испытываешь, когда тебя встречают с любовью. Одна из графинь Барк долго жила в Париже, она молода, жива и красива. Были бы у меня деньги, я бы влюбился, несмотря на мой престарелый возраст».
Андерсен вновь посетил Сконе весной следующего года, когда студенчество Лундского университета устроило в его честь праздник. 34-летний писатель воспользовался этим случаем, чтобы возобновить знакомство с сестрами Барк — Лувисой и Матильдой. Они неплохо провели время, и сестры провожали его на пристани, когда он отплывал обратно в Данию. Между Матильдой и Хансом Кристианом завязалась переписка, которая, однако, вскоре оборвалась. В последнем, немного обиженном письме Андерсену (он долго не отвечал) от 29 января 1841 года фрекен Барк сообщала, что часто вспоминает о нем и что теперь, когда Андерсен уехал из Копенгагена, она не собирается посещать этот город: без него он потерял для нее привлекательность. Адресат в тот момент находился в Риме и получил письмо только через три года в Копенгагене, когда был увлечен Йенни Линд. Матильда послала ему письмо в Рим со своей приятельницей, которая просто о нем забыла. Шведская графиня вскоре обручилась с бельгийским дипломатом, а потом в возрасте всего двадцати двух лет скоропостижно умерла.
Андерсен был здоровым мужчиной, и ничто человеческое не было ему чуждо. Однако подчиняясь велениям лютеранской этики и полученным в детстве запретам, он, можно сказать, почти противоестественно обуздывал свои чувства, о чем свидетельствуют многочисленные заметки в его дневнике. Так, например, 16 февраля 1834 года он упоминает, как горячили его, а также его спутников всевозможного рода предложения сексуальных услуг на улицах Неаполя во время первой поездки в Италию, а 11 июля 1842 года, находясь в гостях в датской усадьбе Брегентвед, записывает: «Чувственно настроен, ощущал почти звериную страсть в крови, яростную потребность в женщине, желание целовать и обнимать ее, точно как я жаждал того на Юге».
Андерсен несколько раз в сопровождении друзей, как было принято в те времена, бывал в публичных домах, платил женщинам причитающееся им, но так и не смог переступить через моральные запреты и ограничивался с женщинами лишь разговорами. Вот одна наиболее полная запись из дневника о посещении публичного дома в Париже, помеченная 17 мая 1868 года: «Там я только сидел и разговаривал с турчанкой по имени Фернанда, в то время как Э. развлекался в другой комнате. Впрочем, она была из всех самая хорошенькая; мы разговаривали о Константинополе, ее родном городе, об иллюминации, устраиваемой в честь дня рождения Магомета; она была очень настойчива в отношении "pour fair lamour", но я сказал ей, что зашел сюда, чтобы поговорить и только. Заходите еще, пригласила она, но не завтра, у меня завтра выходной. Бедная женщина».
В годы славы его стали забрасывать письмами экзальтированные поклонницы, назначая ему свидания, но Андерсена такие предложения только пугали. Стоит отметить, что хотя любовные отношения с женщинами у Андерсена не складывались и умер он старым бездетным холостяком, ему удавалось поддерживать теплые отношения с некоторыми представительницами прекрасного пола. Так, одной из его самых близких подруг была Генриетта Вульф, дочь адмирала Вульфа. В течение многих лет они поддерживали дружескую переписку, а ее гибель во время морской катастрофы стала для Андерсена настоящей трагедией.
Письма Йенни Линд Андерсену
Дженни Линд — Андерсену, Стокгольм, 19 марта 1844 г.
Добрый брат мой!.. Я бесконечно благодарна Вам за Ваши дивные рассказы! Они так божественно прекрасны, что приходится, пожалуй, считать их лучшими из всех Вами написанных! Не знаю, какому из них отдать пальму первенства; но, кажется, «Гадкий утенок» лучше всех. Боже мой, то за дивный дар — такое умение облечь свои светлые мысли в слова, так наглядно растолковать людям на клочке бумаги, что лучшие, благороднейшие дары часто скрываются под лохмотьями, пока не совершается превращение, показывающее нам настоящий образ, осененный светом Божиим. Спасибо, тысячу спасибо Вам за все те трогательные и поучительные рассказы, которыми Вы обогатили нас! Жду, не дождусь минуты, когда мне удастся сказать моему доброму брату, как я горжусь его дружбой, и поблагодарить его хоть песенками своими. Брат мой, конечно, лучше всех поймет значение нашей шведской пословицы: «Каждая птичка поет по-своему»!.. Прощайте! Да благословит Вас Бог! — Вот чего желает Вам от души Ваша преданная сестра Дженни.
P. S. Прежде всего напишите мне поскорее и не говорите, что я слишком требовательна — что за радость получать и читать Ваши письма!
Флоренция, 23 ноября 1871 г.
Уважаемый друг и дорогой брат!... Здоровье мое теперь лучше, чем в то время, когда я выступала публично. Нервы мои были совсем расстроены, головные боли чуть не отняли у меня последние силы и на несколько лет совершенно лишили меня памяти. Но теперь мне гораздо лучше; упругость и гибкость моей души помогли мне пройти через эту темную долину. Да, я слишком отдавалась своему искусству, и эта любовь к нему чуть не стоила мне жизни; впрочем, я с радостью умерла бы ради этой моей первой и последней глубочайшей и чистейшей любви. Ничто не может быть выше искусства, если оно возносит нас к Тому, кто даровал нам его... Теперь я пою без всякого напряжения, и голос мой в последнее время звучит еще лучше, чем лет 20 назад. Я таким образом еще так счастлива, что могу радовать своим пением друзей.... Но пора протянуть Вам руку на прощание. Да сохранит Вас Бог! Вы так порадовали меня Вашим милым письмом, и я Вам бесконечно благодарна за него. Передайте мой привет Бурнонвилю и будьте уверены в моей неизменной преданности.
Ваша верная подруга Дженни Линд-Гольдшмидт.
Риборг Войт
Мешочек, в котором Андерсен 45 лет хранил письмо от Риборг Войт meshochek-v-kotorom-andersen-45-let-hranil-pismo-ot-riborg-voyt
Луиза Коллин. Фрагмент картины В. Марстранда 1833 г.
Йенни Линд
Йенни Линд
Йенни Линд
Портрет Генриетты Вульф
Портрет Генриетты Вульф