Жил-был маленький мальчик, который однажды простудился — он промочил ноги. Но никто понять не мог, как он это умудрился сделать, потому что погода стояла сухая. Мать раздела его, уложила в постель и велела принести самовар, чтобы заварить бузинного чая — замечательно согревает! И тут в комнату вошел веселый старик, живший на верхнем этаже того же дома. Он жил один, у него не было ни жены, ни детей, а детей он очень любил и умел рассказывать множество любопытных сказок и историй.
— Пей чай, — сказала мать мальчику, — а потом, может быть, услышишь сказку.
— Если бы я знал что-нибудь новенькое! — отозвался старик, приветливо кивая головой. — Но где же мальчуган промочил ноги? — спросил он.
— Вот именно, где! — ответила мать. — Никто понять не может.
— А сказка будет? — спросил мальчик.
— Сперва ты мне должен сказать, насколько глубока водосточная канава на той улочке, где стоит твоя школа.
— Точно до середины голенища, — ответил мальчик, — но это в самом глубоком месте.
— Вот откуда у нас мокрые ноги! — воскликнул старик. — Сейчас мне бы в самый раз рассказать тебе сказку, но я не знаю ни одной новой!
— А вы сочините! — сказал мальчик. — Мама говорит, что стоит вам взглянуть на что-нибудь, у вас получается сказка, а стоит до чего-нибудь дотронуться, выходит история!
— Да, но такие сказки и истории никуда не годятся! Настоящие приходят сами. Постучат по лбу и говорят: «А вот и я!»
— А скоро они постучат? — спросил мальчик.
Мать засмеялась, засыпала в чайник бузинного чая и налила кипятку.
— Рассказывайте же! Рассказывайте!
— Если бы сказка пришла сама по себе! Но они такие все из себя гордые, что приходят, лишь когда сами захотят! Стоп! — вдруг воскликнул старик. — Вот она! Гляди на чайник!
Мальчик посмотрел на чайник. Его крышка приподнималась все больше и больше, из-под нее появились свежие белые цветы бузины, потом выросли длинные ветви; они росли и росли — во все стороны, даже из носика чайника, — пока не образовался целый куст, замечательный куст бузины. Ветви, перегнувшись через постель, раздвинули занавески. О, как же благоухала цветущая бузина! А в глубине куста сидела добродушная старушка в удивительном платье: таком же зеленом, что и листья, и усыпанном крупными белыми цветами. Сразу и не разберешь, была ли то ткань или настоящие зелень и цветы.
— А как зовут старушку? — спросил мальчик.
— Римляне и греки звали ее Дриадой, — ответил старик, — но нам это было непонятно. В Новой слободке ей дали имя получше — Бузинная матушка. Вот с нее-то ты и не спускай глаз; смотри на прекрасный бузинный куст да слушай мой рассказ:
«Такой же большой цветущий куст рос в углу маленького, бедного двора. Как-то после полудня под ним уселись погреться на солнце два старика, старый-престарый моряк и его старая-престарая жена. Они были уже прадедом и прабабкой, и скоро им предстояло отпраздновать свою золотую свадьбу, да только они не помнили точно, когда. А в кусте сидела с довольным видом Бузинная матушка, вот как эта. И она сказала: «Я-то уж знаю день вашей золотой свадьбы!» Но старики, увлеченные воспоминаниями о прошлом, ее не услышали.
— А помнишь, — проговорил старый моряк, — как мы детьми бегали и играли в этом самом дворе, где сидим теперь? Втыкали в землю прутики и разводили сад?
— Очень хорошо помню! — ответила старуха. — И мы поливали эти прутики. Один из них оказался веточкой бузины, она пустила корни и зеленые ростки и теперь разрослась в большой куст, под которым мы, старики, отдыхаем.
— Верно! — подтвердил старик. — Вон там, в углу, стоял чан с водой. В нем плавал мой кораблик, который я сам вырезал из дерева. Как здорово он плавал! А вскоре я и сам пустился в плавание!
— Но до этого мы ходили в школу, набирались знаний! — возразила жена. — И вот нас конфирмовали — у нас обоих глаза были на мокром месте. А вечером мы, взявшись за руки, пошли к Круглой башне, взобрались на нее и оттуда любовались видом Копенгагена и моря. А потом отправились во Фредериксберг, где смотрели, как катаются по каналам на своей роскошной лодке король с королевой.
— А я действительно скоро ушел в дальнее плавание на много лет!
— Я пролила из-за тебя немало слез! — сказала старуха. — Думала, ты умер, покоишься на дне морском и никогда не вернешься! Сколько ночей я вставала, чтобы посмотреть, вертится ли флюгер. Флюгер вертелся, а ты все не появлялся! Ясно помню, как однажды дождь лил как из ведра, к нам во двор приехал мусорщик. Я жила там в прислугах и спустилась вниз с мусорным ведром да так и остановилась в дверях, погода была хуже некуда! В это время ко мне подошел почтальон и передал мне письмо — от тебя! Да, погуляло же оно по белу свету! Я схватила его и принялась читать. Я смеялась и плакала одновременно, я была так счастлива! Ты писал, что побывал в теплых краях, где растет кофе, — благословенная, должно быть, страна! Ты много о чем рассказывал, и я все это словно видела своими глазами. Дождь все лил, а я по-прежнему стояла в дверях с мусорным ведром. И тут кто-то обнял меня за талию!..
— А ты закатила ему оплеуху, так что в ухе зазвенело!
— Но я же не знала, что это ты! Ты догнал свое письмо! А какой ты был красивый! Да ты и до сих пор такой же. Из кармашка у тебя торчал желтый шелковый платок, а на голове красовалась блестящая шляпа. Настоящий щеголь! Господи, ну и погодка тогда стояла и на что была похожа наша улица!
— А потом мы поженились! — сказал старик. — Помнишь? И пошли у нас дети: наш малыш — первенец, а за ним Мария, Нильс, Петер и Ханс Кристиан!
— Теперь они уже выросли, стали благородными людьми, которых все любят!
— И у их детей родились маленькие! — сказал старый матрос. — А потом и у тех появились детки — наши правнуки, они особенно удались. Думается мне, что мы сыграли свадьбу как раз в это время года!
— Сегодня и есть день вашей золотой свадьбы! — проговорила Бузинная матушка и просунула голову между стариками, но те решили, что это им кивает соседка.
Они сидели, держась за руки, и смотрели друг на друга. Немного погодя подошли дети и внуки, они-то прекрасно знали, что сегодня день золотой свадьбы стариков, и утром их поздравили, но те уже успели забыть об этом, хотя отлично помнили все, что случилось много лет тому назад. Благоухала бузина, заходящее солнце светило старикам прямо в лицо и румянило щеки. Младший из внуков плясал вокруг бабушки и дедушки, восторженно крича, что сегодня у них будет настоящий пир, — подадут горячую картошку. И Бузинная матушка кивала из куста головой и вместе со всеми кричала «ура»!»
— Но это же вовсе не сказка! — сказал мальчик, выслушав рассказ.
— Это ты так считаешь! — возразил рассказчик. — Давай спросим Бузинную матушку!
— Это не сказка! — ответила Бузинная матушка. — Но сказка сейчас начнется! Самые причудливые сказки вырастают из действительности. Иначе мой прекрасный бузинный куст не появился бы из чайника.
Она взяла мальчика на руки, прижала к груди, и усыпанные цветами ветви бузины сомкнулись над ними. Они оказались в тесной беседке, которая поднялась в воздух и полетела, — это было восхитительно! Бузинная матушка тотчас превратилась в прелестную девочку, но платье на ней осталось то же — из зеленой, усеянной белыми цветами ткани. На груди у нее красовался настоящий цветок бузины, а на золотистых кудрявых волосах — венок из этих же цветов. Как она была хороша со своими огромными голубыми глазами! Мальчик и девочка поцеловались и, словно губы в поцелуе, слились их жизни и мечты.
Взявшись за руки, они вышли из беседки и очутились в своем красивом, родном саду. На зеленой лужайке стояла прислоненная к штакетнику отцовская трость. Для детей трость была живой: как только они ее оседлали, блестящий набалдашник превратился в великолепную лошадиную голову с длинной черной развевающейся гривой, тут же выросли и четыре стройные крепкие ноги. И сильное, крупное животное помчало детей по лужайке — ух ты!
— Теперь мы поскачем далеко отсюда! — сказал мальчик. — В усадьбу, в которой были в прошлом году!
И они все скакали и скакали вокруг лужайки, а девочка, которая, как мы знаем, была самой Бузинной матушкой, восклицала:
— Мы уже за городом! Видишь крестьянские дома с большущими печами, выступающими из стен, словно громадные яйца? Над ними раскинула свои ветви бузина! А вон бродит петух, выискивая что-нибудь для кур, гляди, до чего горделиво выступает! Теперь мы у церкви, стоящей на вершине холма между развесистыми дубами, — у одного корни наполовину вылезли из земли! Вот мы у кузни, где пылает огонь, и полуголые мужчины так работают своими молотами, что кругом разлетаются искры. Но дальше, дальше, в роскошную усадьбу!
И все, на что указывала девочка, сидевшая на трости позади мальчика, проплывало у них перед глазами. Мальчик все это видел, а между тем они всего лишь описывали круги по лужайке. Потом они отправились играть в боковую аллею, где стали сажать садик. Девочка вынула из своего венка один цветок бузины и посадила его в землю. И он вырос, в точности как это произошло у стариков из Новой слободки, когда те еще были детьми, о чем мы уже рассказывали. И, взявшись за руки — как старики в ту пору, когда были детьми, — девочка и мальчик тоже пошли гулять, но не на Круглую башню и не в сад Фредериксберга — нет, девочка обняла мальчика за талию, и они полетели по всей Дании. Весна сменялась летом, лето — осенью, осень — зимой. Тысячи картин запечатлевалось в глазах и сердце мальчика, а девочка все ему напевала: «Ты этого никогда не забудешь!»
Во время всего полета бузина сладостно благоухала; и хотя мальчик чувствовал и аромат роз, и свежий запах буков, удивительное благоухание бузины забивало все, потому что ее цветок украшал девочкину грудь, к которой мальчик так часто прижимался.
— Как прекрасно здесь весной! — сказала девочка.
Они стояли в недавно распустившемся буковом лесу, где у их ног от зеленого ясминника исходил чудный аромат, а из травы выглядывали изящные бледно-розовые анемоны.
— о, если бы в благоухающих датских лесах вечно царила весна!
— Как прекрасно здесь летом! — воскликнула она, когда они пролетали мимо старинной рыцарской усадьбы, красные стены и ажурные фронтоны которой отражались в каналах, где плавали лебеди, заглядывавшие в старые прохладные аллеи. На полях колыхались, точно море, хлеба, в канавах пестрели красные и желтые цветы, изгороди были увиты диким хмелем и цветущим вьюнком. А вечером всплыла большая круглая луна, с лугов сладко запахло сеном. — Такое не забудется никогда!
— Как прекрасно здесь осенью! — снова воскликнула девочка. Небосвод сделался вдвое выше и синее, а лес окрасился в изумительные красные, желтые и зеленые тона. Мчались охотничьи собаки, стаи диких птиц с клекотом носились над курганами, старинные камни которых обросли ежевикой. На черно-синем море белели паруса, в ригах старухи, девушки и дети щипали хмель, бросая его в большой чан. Молодые пели песни, а старики рассказывали сказки про домовых и троллей. — Лучше и быть не может!
— Как прекрасно здесь зимой! — воскликнула девочка, и деревья покрылись инеем, став похожими на белые кораллы. Под ногами хрустел снег, точно все ходили только в новых сапогах, и с неба одна за другой падали звезды. В домах зажгли елки, дарили подарки, повсюду царило веселье. В крестьянских избах звучали скрипки, в толпу летели пончики. И даже самые бедные дети говорили: «Все-таки как прекрасно здесь зимой!»
Да, было прекрасно! Все это девочка показывала мальчику, и всегда благоухала бузина, всегда развевался красный флаг с белым крестом, флаг, под которым плавал старый моряк из Новой слободки! И вот мальчик стал юношей, и ему предстояло повидать мир, отправиться в далекие теплые края, где растет кофе. На прощание девочка подарила ему цветок бузины со своей груди и велела спрятать, и он положил цветок в сборник псалмов. И в чужих странах, когда он открывал книгу, то всегда на том месте, где лежал памятный цветок; и чем дольше юноша смотрел на него, тем свежее тот становился. Юноша словно ощущал аромат датских лесов, а между цветочными лепестками отчетливо видел ясные голубые глаза девочки, которая шептала ему: «Как прекрасно здесь весной, летом, осенью и зимой!» И сотни картин проносились в его памяти.
Прошло много лет, он состарился и теперь сидел со своей старенькой женой под цветущим кустом. Они держались за руки, совсем как прадед с прабабкой из Новой слободки, говорили о прошлом и о своей золотой свадьбе. Девочка с голубыми глазами и цветами бузины в волосах, кивнув им из ветвей бузины, сказала: «День вашей золотой свадьбы сегодня!» И она вынула два цветка из своего венка, поцеловала их — они засияли сначала серебром, а потом золотом — и положила на головы стариков. И цветы превратились в золотые короны. Старики словно король с королевой сидели под благоухающим кустом, который, уж точно, был кустом бузины. И он рассказал жене историю про Бузинную матушку, так, как сам слышал ее в детстве. И оба решили, что в этой истории много похожего на их собственную жизнь, и именно то, что было похоже, понравилось им больше всего.
— Да, вот так-то! — сказала девочка из куста. — Кто-то называет меня Бузинной матушкой, кто-то Дриадой, а на самом деле меня зовут Памятью. Я сижу в кусте, который растет и растет, все помню и умею об этом рассказывать! По-кажи-ка, цел ли твой цветок!
Старик открыл сборник псалмов, и там лежал бузинный цветок, такой свежий, точно его только что туда вложили; Память кивнула. Старики в золотых коронах сидели, освещенные пурпурным вечерним солнцем. Вот они закрыли глаза — и сказка кончилась!
Мальчик лежал в постели, не зная, привиделось ему все это во сне или он слышал чей-то рассказ. Чайник стоял на столе, но никакого бузинного куста из него не росло. Старик рассказчик собрался уходить, что он и сделал.
— Как это было замечательно! — сказал мальчик. — Мама, я побывал в теплых краях!
— Само собой! — ответила мать. — После двух полных чашек бузинного чая непременно попадешь в теплые края! — И она хорошенько укутала его, чтобы он еще больше не разболелся. — Ты славно поспал, пока мы со стариком сидели и спорили, быль это или сказка!
— А где Бузинная матушка? — спросил мальчик.
— В чайнике! — ответила мать. — И пусть там и остается!
Примечания
«Бузинная матушка» (Hyldemoer) — впервые опубликована в 1845 г. в журнале «Гея». «Зерно сказки заключено в пересказанной Тиле народной легенде: в бузине обитает существо («Бузинная матушка» или «Бузинная дева»), которое мстит за всякое насилие над деревом. Еще живо предание о том, как один человек, срубивший бузину, вскоре внезапно умер. Бузинная матушка превратилась в сказке в датскую дриаду, в само воспоминание; в таком же виде она выведена и в моей сказочной пьесе». (См. Bemaerkninger til «Eventyr og historier», s. 387.)