В далеких краях, куда улетают от нас зимой ласточки, жил король, у которого было одиннадцать сыновей и одна дочь — Элиса. Одиннадцать братьев-принцев ходили в школу — со звездой на груди и саблей на боку. Они писали на золотых досках алмазными грифелями и отлично читали как по памяти, так и по книжке. Сразу было понятно, что это читают принцы. Сестра Элиса, сидя на скамеечке из зеркального стекла, рассматривала книжку с картинками стоимостью в полкоролевства.
Да, хорошо жилось этим детям, только недолго это продолжалось!
Их отец, король той страны, женился на злой королеве, которая невзлюбила детей. Они это заметили уже в первый день. В замке шло праздничное веселье, а ребята затеяли игру «прием гостей». Но вместо пирожных и печеных яблок, которые они могли бы съесть, королева дала им чайную чашку песка и посоветовала сделать вид, будто это и есть угощение.
Через неделю Элису отправили на воспитание в деревню, в крестьянскую семью; вскоре королева и про братьев наговорила королю столько, что он перестал обращать на них внимание.
— Летите отсюда на все четыре стороны и позаботьтесь о себе сами, — сказала королева. — Вы станете большими птицами, не умеющими петь!
Но ей не удалось навредить им еще больше: они превратились в прекрасных диких лебедей. Со странным криком они вылетели из окон замка и направились к лесу.
Как-то ранним утром лебеди прилетели к крестьянскому дому, где обитала Элиса; она еще спала. Они описывали круги над крышей, вытягивали свои длинные шеи, хлопали крыльями, но их никто не слышал и не видел. И тогда они опять взвились к облакам и отправились вдаль, к большому темному лесу, тянувшемуся до самого моря.
Бедняжка Элиса в крестьянском доме играла с зеленым листиком — других игрушек у нее не было. Проделав в нем дырочку, она смотрела сквозь нее на солнце, и ей казалось, что она видит ясные глаза братьев, а стоило теплым лучам солнца коснуться ее щеки, она вспоминала об их поцелуях.
Дни шли за днями, один был похож на другой. Когда ветер шевелил кусты роз возле дома, он шептал им: «Есть ли кто красивее вас?» А разы, качая головками, отвечали: «Элиса красивее!» Когда в воскресный день какая-нибудь старушка сидела возле дома и читала сборник псалмов, ветер переворачивал страницы и спрашивал у книги: «Есть ли кто благочестивее тебя?» И книга отвечала: «Элиса!» И розы, и книга говорили истинную правду.
Но вот Элисе исполнилось пятнадцать лет, и она вернулась домой. Увидев, какой красавицей она стала, королева разгневалась, и в сердце ее поселилась ненависть. Она бы с удовольствием превратила ее в дикого лебедя, как и братьев, но пока этого сделать не могла, потому что король хотел посмотреть на дочку.
Рано утром она вошла в мраморную купальню, убранную мягкими подушками и изысканными коврами, взяла трех жаб, поцеловала каждую и сказала первой:
— Когда Элиса придет в купальню, ты сядь ей на голову, пусть она станет такой же ленивой, как ты! А ты сядь ей на лоб! — сказала королева другой жабе. — Пусть Элиса сделается такой же безобразной, как ты, и отец ее не узнает! А ты, — прошептала королева третьей жабе, — ляг на ее сердце! Пусть ее душа наполнится злом, которое заставит ее страдать!
Она опустила жаб в прозрачную воду, и вода тотчас позеленела. Потом королева позвала Элису, раздела ее и велела войти в воду. Одна жаба тут же уселась ей на голову, другая — на лоб, а третья — на грудь. Но Элиса этого даже не заметила. Как только она вышла из воды, по поверхности поплыли три красных мака. Если бы жабы не были отравлены поцелуем ведьмы, они бы превратились в красные розы, но цветками они все же стали, полежав на голове и груди Элисы. Она была так благочестива и невинна, что колдовская сила на нее не действовала.
Поняв это, злая королева натерла ее соком грецких орехов, так что Элиса сделалась темно-коричневой, вымазала ее прекрасное лицо вонючей мазью и спутала ее роскошные волосы. Красавицу Элису было не узнать.
При виде ее король пришел в ужас и сказал, что это не его дочь. Никто не признавал ее, кроме цепного пса да ласточек, но что могли поделать бедные животные!
Заплакала Элиса и вспомнила о своих пропавших братьях. С тяжелым сердцем она выскользнула из замка и целый день брела по полям и болотам, пробираясь к лесу. Элиса понятия не имела, куда ей идти, но она так истосковалась по своим братьям, как и она, выгнанным из дома, что решила их искать, пока не найдет.
Она только-только успела зайти в лес, как спустилась ночь. Элиса совсем сбилась с пути. И тогда она легла на мягкий мох, прочитала вечернюю молитву и положила голову на пенек. В лесу стояла тишина, воздух был мягкий и нежный, во мху повсюду зелеными огоньками мерцали сотни светлячков. Когда она дотронулась рукой до ветки дерева, светящиеся насекомые посыпались на нее звездным дождем.
Всю ночь ей снились братья; они развлекались своими детскими забавами, писали алмазными грифелями на золотых досках, разглядывали книжку с картинками, которая стоила полкоролевства. Но на досках они выводили не нолики и черточки, как бывало прежде; нет, они описывали свои самые смелые подвиги, все, что видели и пережили. А картинки в книжке ожили, птицы пели, люди сходили со страниц и разговаривали с Элисой и ее братьями, но стоило ей перевернуть страницу, как они тут же опять скрывались внутри, чтобы в картинках не возникло путаницы.
Когда она проснулась, солнце стояло высоко. Элиса, правда, его почти не видела под густыми кронами высоких деревьев, но лучи его пробивались сквозь них, образуя колышущийся золотой флер. Зелень благоухала, птицы готовы были сесть ей на плечи. Она услышала плеск воды: в лесу было много родников, и все они вливались в пруд с замечательным песчаным дном. Его берега заросли густым кустарником, но в одном месте олени проломали широкий проход, и Элиса смогла спуститься к самой воде. Вода в пруду была такая прозрачная, что не пошевели ветер ветви и листья кустарников, она бы решила, будто они нарисованы на песчаном дне, так четко отражался в воде каждый листочек. Пруд был освещен солнцем и в то же время находился в тени.
Увидев свое отражение, Элиса пришла в ужас — такое было у нее чумазое и страшное лицо. Она зачерпнула горсть воды и протерла глаза и лоб. И вновь засияла ее белая кожа. Тогда она сняла с себя всю одежду и вошла в прохладную воду. Прелестнее принцессы в целом свете было не сыскать.
Одевшись и заплетя свои длинные волосы, Элиса подошла к журчащему роднику, напилась воды и продолжила свой путь по лесу, сама не зная, куда идет. Она думала о братьях и милосердном Боге, который, конечно, ее не покинет. Ведь это Он повелел расти диким яблоням, чтобы накормить их плодами голодных. И Он же указал ей на одну такую яблоню, ветви которой гнулись под тяжестью плодов. Утолив голод, Элиса подперла ветви палочками и углубилась в лесную чащобу. Здесь было так тихо, что она слышала свои собственные шаги, слышала шуршание сухих листьев, попадавшихся ей под ноги. Сюда не залетали птицы, сквозь сплошные переплетения ветвей не проникали солнечные лучи. Высокие стволы стояли плотными рядами, и когда она смотрела вперед, то ей казалось, что перед ней бревенчатая стена. О, подобного одиночества ей еще не приходилось испытывать!
Ночью стало совсем темно, во мху не светилось ни единого светлячка. С грустью в сердце Элиса улеглась спать. И тут ей почудилось, что ветви над ее головой раздвинулись и на нее взглядом своих добрых очей посмотрел Сам Господь, а из-за Его головы и из-под рук выглядывали ангелочки.
Проснувшись утром, она не могла решить, приснилось ли ей все это или же было на самом деле.
Элиса отправилась дальше и вскоре встретила старушку с корзинкой ягод, которыми та угостила девушку. Элиса спросила ее, не проезжали ли по лесу одиннадцать принцев.
— Нет, — ответила старушка, — но вчера я видела проплывавших по реке неподалеку одиннадцать белых лебедей с золотыми коронами на головах.
И она подвела Элису к обрыву. Внизу извивалась речка. По обоим берегам росли деревья, простиравшие свои длинные, густо усыпанные листьями ветви навстречу друг другу. Те деревья, которым не хватало роста, чтобы сплестись ветвями с собратьями на противоположном берегу, так вытягивались над водой, что их корни вылезали из земли, но они все же добивались своего.
Элиса попрощалась со старушкой и направилась к устью речки, впадавшей в открытое море.
Перед юной девушкой открылась прекрасная безбрежная морская гладь. Но на ней не было ни единого паруса, ни одной лодки, на которой Элиса могла бы продолжить свой путь. Она смотрела на бесчисленные мелкие камешки, усыпавшие морской берег, вода обточила их так, что они сделались совсем круглыми. Все остальное, что выбросило море: стекло, железо, камни, — тоже носило следы воздействия воды, а ведь она была мягче нежных рук Элисы. «Волны неутомимо катятся одна за другой, шлифуя самые твердые предметы. И я буду неутомимой! Спасибо вам за науку, прозрачные, быстрые волны! Сердце мне говорит, что когда-нибудь вы вынесете меня к моим милым братьям!»
На выброшенных морем водорослях лежало одиннадцать белых лебединых перьев. Элиса собрала их в пучок; на перьях блестели капли воды: росы или слез, неведомо никому. Пустынно было на берегу, но она этого не чувствовала, потому что море предлагает вечное разнообразие, за несколько часов можно увидеть столько, сколько не увидишь за целый год на пресных озерах. Если небо затягивала большая черная туча, то море словно говорило: я тоже могу почернеть; и тогда поднимался ветер, а волны покрывались белыми бурунами. Но если солнце окрашивало облака в розовый цвет и ветер спал, море становилось похожим на лепесток розы; оно бывало то зеленого оттенка, то белого. Но какой бы штиль ни царил на море, у берега происходило легкое движение: вода слегка поднималась и опускалась, как грудь спящего ребенка.
На закате Элиса увидела, что к берегу летят одиннадцать диких лебедей с золотыми коронами на головах, они летели, вытянувшись в цепочку, напоминавшую длинную белую ленту. Элиса взобралась на край обрыва и спряталась за кустом. Лебеди, хлопая своими большими белыми крыльями, сели неподалеку.
Как только солнце скрылось в воде, лебединое оперение с них вдруг спало, и они вновь стали одиннадцатью красавцами принцами, Элисиными братьями. Она громко вскрикнула: несмотря на то что они сильно изменились, Элиса была уверена, что это они, сердцем чувствовала. Она бросилась в их объятия, называя каждого по имени; и их радости не было предела, когда они увидели и узнали свою сестру, которая так выросла и превратилась в настоящую красавицу. Они смеялись и плакали, и вскоре из рассказов друг друга поняли, какое зло причинила им всем мачеха.
— Мы, братья, — сказал старший, — бываем дикими лебедями, пока светит солнце. Когда же оно заходит, мы снова обретаем человеческий облик. Поэтому к закату мы должны обязательно иметь твердую почву под ногами. Ибо если во время нашего полета под облаками мы станем людьми, то упадем вниз, в глубины моря. Живем мы не здесь. За морем есть другая страна, такая же прекрасная, как эта. А путь туда долог, нам надо пролететь над этим широким морем, и там нет ни одного острова, где мы могли бы переночевать, только небольшой утес торчит посередине. На нем мы и отдыхаем, тесно прижавшись друг к другу. Если море расходится, вода заливает нас, но мы благодарим Бога и за это. Там мы проводим ночь в человеческом облике, и не будь утеса, нам бы никогда не удалось навестить нашу милую родину. Но и для этого перелета нам приходится выбирать два самых длинных дня в году. Лишь раз в году нам дозволено прилетать в родное отечество и оставаться здесь одиннадцать дней; мы летаем над этим обширным лесом, видим замок, где мы родились и где живет наш отец, видим высокую колокольню церкви, где покоится наша мать. Тут деревья и кустарники нам словно родные, здесь по равнинам скачут дикие лошади, которых мы помним с детства. Здесь угольщики поют старые песни, под которые мы детьми плясали, здесь наша родина, сюда рвется сердце и здесь мы нашли тебя, дорогая сестренка! Нам осталось пробыть здесь всего два дня, а потом мы улетим в прекрасную, но не родную нам страну! Как же нам взять тебя с собой? У нас нет ни корабля, ни лодки!
— Как бы мне вас спасти? — сказала сестра.
И они проговорили почти всю ночь, поспав всего пару часов.
Элиса проснулась от шума лебединых крыльев. Братья, снова превратившиеся в птиц, описывали в воздухе большие круги, а потом улетели прочь. А один, младший, остался с Элисой. Лебедь положил голову на колени сестры, а она ласково гладила его крылья. Весь день они провели вместе. К вечеру вернулись и остальные, и после захода солнца они обрели свой прежний облик.
— Завтра мы улетаем отсюда и вернемся лишь через год, но тебя мы не можем покинуть! Хватит ли у тебя духа полететь с нами? Моя рука достаточно сильна, чтобы пронести тебя через лес, так неужели у наших крыльев не достанет сил перенести тебя через море?
— Да, возьмите меня с собой! — сказала Элиса.
Всю ночь они плели сеть из гибкой ивовой лозы и упругого тростника, и она получилась вместительной и прочной. На нее и легла Элиса. Когда взошло солнце и братья превратились в лебедей, они подхватили сетку клювами и вместе со своей милой сестрой, которая еще спала, взмыли к облакам. Солнечные лучи светили ей прямо в лицо, поэтому один из лебедей летел над ее головой, своими широкими крыльями защищая ее от солнца.
Они уже были далеко от родных мест, когда Элиса проснулась. Она подумала, что все еще видит сон, так странно для нее было лететь высоко в небе над морем. Возле нее лежали ветка с чудесными спелыми ягодами и пучок спелых кореньев. Их собрал для нее младший брат, и Элиса благодарно ему улыбнулась, поняв, что это именно он летит над ее головой, защищая своими крыльями от солнца.
Они летели так высоко, что первый корабль, который они заметили внизу, показался им плывущей по воде белой чайкой. Сзади них громоздилось огромное, величиной с гору, облако, и на нем Элиса увидела исполинские тени одиннадцати лебедей и свою собственную. Картины прекраснее ей еще не доводилось видеть. Но по мере того, как солнце поднималось все выше и облака оставались все дальше позади, игра теней исчезала.
Целый день летели лебеди, быстро, как стрела, но все же медленнее, чем обычно: ведь теперь они несли сестру. Начиналось ненастье, день клонился к вечеру. Элиса со страхом наблюдала, как опускается солнце, а одинокого утеса в море еще не видно. Ей показалось, что лебеди стали энергичнее махать крыльями. Ах, это она виновата, что они не могут лететь быстрее! Зайдет солнце, они станут людьми, упадут в море и утонут. И она принялась горячо молиться Господу, но утес все не показывался. На них надвигалась черная туча, резкие порывы ветра предвещали бурю, облака образовали сплошную грозную свинцовую волну, несшуюся по небу. Непрерывно сверкали молнии.
Солнце одним своим краем коснулось воды. Сердце Элисы затрепетало. И тут лебеди с такой скоростью ринулись вниз, что она решила: они падают. Но нет, они продолжали лететь. Солнце уже наполовину скрылось в воде, и тут она заметила под собой утес, который, казалось, величиной был не больше тюленя, высунувшего из воды голову. Светило быстро угасало, теперь оно стало размером со звезду, но вот ее ноги коснулись твердой земли, солнце погасло, точно последняя искра сгоревшей бумаги. Элиса обнаружила, что окружена братьями, стоявшими рука об руку; они все едва умещались на утесе. Море билось о него и окатывало их с ног до головы. Небо пылало огнем, беспрерывно грохотал гром, но сестра и братья, взявшись за руки, пели псалом, дававший им утешение и мужество.
На заре буря улеглась, воздух был чист и ясен. Как только встало солнце, лебеди с Элисой покинули островок. Море еще волновалось, и с высоты они видели плывущую по темно-зеленой воде, точно миллионы лебедей, белую пену.
Когда солнце поднялось выше, Элиса различила впереди гористую местность, как бы парившую в воздухе; на скалах сверкали ледяные массы, а между ними на много миль тянулся невероятных размеров замок с дерзко нагроможденными одна на другую колоннадами. Под ними колыхались пальмовый лес и роскошные цветы величиной с мельничные колеса. Она спросила, не в эту ли страну они летят, но лебеди покачали головами, ибо то был прекрасный, вечно меняющий свой облик воздушный замок Фата-Морганы; туда не дозволялось приводить людей. Элиса по-прежнему не отрывала глаз от этого места; и вот горы, леса и замок растворились в воздухе, и вместо них возникли двадцать одинаковых величественных церквей с высокими колокольнями и стрельчатыми окнами. Ей почудились звуки органа, но это шумело море. Вот церкви уже совсем близко, но тут они превратились в целую флотилию кораблей. Элиса взглянула вниз и поняла, что это всего лишь туман, поднимавшийся над морем. Да, то, что она наблюдала, являло собой символ вечного изменения, а скоро перед ее глазами показалась и настоящая страна, в которую они летели. Там вздымались красивые голубые горы, покрытые кедровыми лесами, города и замки. Задолго до заката Элиса сидела на скале перед большой пещерой, увитой нежными зелеными вьющимися растениями; это было похоже на вышитые ковры.
— Посмотрим, что тебе здесь приснится! — сказал младший из братьев, показывая ей ее спальню.
— Если бы мне приснилось, как освободить вас от чар! — ответила Элиса, и эта мысль крепко засела у нее в голове. Она горячо молила Господа о помощи, даже во сне продолжала молиться.
И ей приснилось, будто летит она на заоблачной высоте к замку Фата-Морганы, и сама фея выходит ей навстречу, такая прекрасная и ослепительная, но в то же время удивительно похожая на ту старушку, что угостила ее ягодами и рассказала о лебедях с золотыми коронами на головах.
— Твоих братьев можно спасти! — сказала фея. — Но хватит ли у тебя мужества и выносливости? Конечно, морская вода мягче твоих рук, и она обтачивает твердые камни, но она не чувствует той боли, которую почувствуют твои пальцы. У нее нет сердца, и она не страдает от страха и терзаний, которые придется вытерпеть тебе. Видишь у меня в руках крапиву? Такая крапива растет во множестве вокруг пещеры, где ты спишь. Только она да еще та, что растет на кладбище, годится в дело, запомни это. Ты нарвешь этой крапивы, хотя твои руки покроются волдырями, потом разомнешь ее ногами, ссучишь из полученного волокна нити и сплетешь из них одиннадцать кольчуг с длинными рукавами; набрось их на одиннадцать диких лебедей, и чары рассеются. Только хорошенько запомни: с той минуты, когда ты приступишь к работе, до самого ее завершения, даже если на это потребуются годы, ты не должна произносить ни слова. Первое, сказанное тобой слово пронзит сердца твоих братьев, как кинжал. От твоего языка зависит их жизнь. Помни об этом!
И фея дотронулась крапивой до руки Элисы, и та проснулась, точно от ожога. Был уже светлый день, и рядом с тем местом, где она спала, лежала крапива, такая же, какой она явилась ей во сне. Элиса упала на колени, возблагодарила Господа и вышла из пещеры, чтобы приступить к работе.
Своими нежными руками она рвала злую, жгучую крапиву. Руки ее покрылись большими волдырями, но она с радостью переносила страдания — только бы ей спасти милых братьев. Босыми ногами она размяла крапиву и принялась сучить зеленое волокно.
С заходом солнца явились братья; они пришли в ужас, узнав, что Элиса онемела. Они решили, что это новое колдовство их злой мачехи, но, увидев руки сестры, поняли, на что она пошла ради них. Младший брат заплакал, и там, куда падали его слезы, утихала боль, исчезали волдыри от ожогов.
Ночь Элиса провела за работой, потому что не будет ей покоя, пока она не освободит милых братьев. Весь следующий день, после того как братья улетели, она просидела в одиночестве, но еще никогда время не летело так быстро. Одна кольчуга была готова, и она принялась за вторую.
Вдруг с гор послышались звуки охотничьих рожков. Элиса испугалась. Звуки приближались. Услышав лай собак, она в страхе спряталась в пещеру, связала всю собранную ею крапиву в пук и села на него.
В ту же минуту из кустарников выскочила большая собака, за ней другая и третья; с громким лаем они побежали обратно, потом опять вернулись. Вскоре у входа в пещеру собрались все охотники, из которых самым привлекательным был король этой страны. Он вошел к Элисе — никогда ему еще не доводилось видеть такую красавицу.
— Как ты попала сюда, прелестное дитя? — спросил король.
Но Элиса в ответ лишь покачала головой, ей нельзя было говорить, от этого зависели жизнь и спасение братьев. И она спрятала руки под передник, чтобы король не увидал, как она страдает.
— Пойдем со мной! — сказал король. — Тебе нельзя оставаться здесь! Если ты так же добра, как и красива, я наряжу тебя в шелка и бархат, надену на твою головку золотую корону, и ты будешь жить в самом роскошном из моих замков!
И он посадил ее на седло впереди себя. Она плакала, ломала руки, но король сказал:
— Я желаю тебе только счастья! Когда-нибудь ты меня за это поблагодаришь!
И повез ее через горы, а охотники скакали следом.
Когда зашло солнце, перед ними показалась великолепная столица короля, с церквями и куполами. Король повел Эли-су в свой замок, где в высоких мраморных залах журчали большие фонтаны, а стены и потолки были украшены живописью. Но она ни на что не обращала внимания, только плакала и тосковала. Она позволила служанкам обрядить себя в королевские одежды, вплести жемчуга в волосы и надеть тончайшие перчатки на свои обожженные пальцы.
Элиса была так ослепительно хороша в этом роскошном убранстве, что придворные склонились перед ней в еще более глубоком поклоне, а король провозгласил ее своей невестой; и лишь архиепископ, покачивая головой, прошептал, что, мол, эта лесная красавица, несомненно, ведьма, она их всех ослепила и околдовала сердце короля.
Но король не стал его слушать, он дал знак музыкантам играть, велел подавать изысканнейшие блюда, вызвал прелестных танцовщиц, а сам повел Элису через благоухающие сады в роскошные покои. Ни малейшей улыбки не мелькнуло на ее губах или в ее глазах, в них навечно застыла тоска. Но вот король открыл дверь в небольшую комнату по соседству с ее спальней. Она была убрана дорогими зелеными коврами и очень напоминала пещеру, где она жила раньше. На полу лежала связка крапивного волокна, а под потолком висела сплетенная Элисой кольчуга — все это захватил с собой как некую диковинку один из охотников.
— Здесь ты можешь мечтать о своем прежнем жилище! — сказал король. — А вот и работа, которая тебя так увлекает. Тут ты среди всей окружающей тебя роскоши имеешь возможность вспоминать о прошлом.
Когда Элиса увидела все, что было так дорого ее сердцу, на ее губах мелькнула улыбка и щеки вновь порозовели. С мыслями о спасении братьев она поцеловала руку короля, а он прижал ее к сердцу и велел звонить в колокола по случаю своей свадьбы. Немая лесная красавица стала королевой.
Архиепископ продолжал нашептывать злые слова, но они не проникали в сердце короля, и свадьба состоялась. Архиепископ должен был сам надеть корону на голову Элисы, и со злости он плотно надвинул узкий обруч на ее лоб, чтобы причинить ей боль. Но ее сердце сжимал более тяжелый обруч — тоска по братьям, и она не почувствовала боли. Ее губы были сжаты, ведь всего одно слово лишит жизни ее братьев, но в глазах светилась горячая любовь к доброму, прекрасному королю, который делал все, чтобы ее порадовать. С каждым днем она крепче и крепче привязывалась к королю. О, если бы она могла ему довериться, поведать о своих страданиях! Но она обязана молчать, молчать до тех пор, пока не завершит работу. Поэтому по ночам она проскальзывала в потайную комнату, похожую на пещеру, и плела там одну кольчугу за другой, но когда принялась за седьмую, у нее закончилось волокно.
Она знала, что пригодная для дела крапива росла на кладбище и рвать ее она должна сама, — как же ей найти выход из этого положения?
«Что значит боль в пальцах по сравнению с муками, терзающими мое сердце! — думала она. — Я должна рискнуть! Господь не оставит меня!»
Сердце ее сжималось от страха, словно она готовилась совершить какой-то дурной поступок, когда лунной ночью она пробралась в сад, прошла по длинным аллеям и вышла на пустынные улицы, которые вели к кладбищу. Там, на широких могильных плитах, сидели отвратительные ведьмы; сбросив с себя лохмотья, точно собирались купаться, они своими длинными костлявыми пальцами разрывали свежие могилы, вытаскивали оттуда трупы и пожирали их. Элисе пришлось пройти мимо этих злобно уставившихся на нее ведьм, но она сотворила молитву, нарвала жгучей крапивы и вернулась с ней в замок.
Только один человек не спал в ту ночь и заметил ее — архиепископ. Теперь он убедился в своей правоте: с королевой что-то не так. Она — ведьма, поэтому околдовала короля и весь народ.
В исповедальне он рассказал королю о том, что видел и чего опасался, злобные слова слетали у него с языка, а резные изображения святых качали головами, словно хотели сказать: это неправда, Элиса невиновна! Но архиепископ истолковал это по-своему, утверждая, что даже святые свидетельствуют против нее, качая головами и осуждая за грехи. Две крупные слезы покатились по щекам короля, и он вернулся в свои покои, а сердце его терзало отчаяние. Ночью он притворился, что спит, но сон бежал от него. И он заметил, как Элиса встала и исчезла в потайной комнате; так повторялось ночь за ночью, а он следил за ней.
С каждым днем король все больше мрачнел, Элиса это видела, но не понимала причины. Это ее пугало, а сердце страдало из-за братьев. На королевский бархат и пурпур катились соленые слезы, сверкавшие, как алмазы, а те, кто смотрел на эту роскошь, сами желали стать королевами! Но скоро она закончит работу, недоставало всего одной кольчуги. И опять у нее не хватило волокна, не осталось ни одной ветки крапивы. Еще раз, последний, ей надо сходить на кладбище и нарвать несколько пучков. Она с ужасом думала об одинокой прогулке и о страшных ведьмах, но решимость ее была непоколебима, как и ее вера в Господа.
Элиса отправилась в путь, но король и архиепископ пошли следом, они видели, что она скрылась за кладбищенскими воротами, а подойдя поближе, разглядели сидевших на могильных плитах ведьм; и король повернул обратно, ведь он решил, что среди них находится и та, чья головка еще сегодня вечером покоилась на его груди.
— Пусть ее судит народ! — сказал король.
И народ совершил суд — сжечь ее на костре.
Из великолепных королевских покоев ее перевели в мрачную сырую каморку с решетками на окнах, в которые врывался ветер. Вместо шелков и бархата ей кинули охапку собранной ею крапивы — подложить под голову. Жесткие, жгучие кольчуги, которые она сплела, должны были служить ей матрацем и коврами. Лучшего подарка они не могли ей сделать, и она, молясь Господу, снова взялась за работу. С улицы до Элисы доносились оскорбительные песенки уличных мальчишек; ни одна живая душа не утешила ее добрым словом.
Вечером возле решетки раздалось хлопанье лебединых крыльев — это разыскал сестру самый младший брат. И она разрыдалась от радости, хотя знала, что эта ночь, наверное, последняя в ее жизни. Но и работа подходила к концу, и братья были с ней.
Пришел архиепископ, чтобы провести с Элисой последние часы, — он обещал это королю, но она покачала головой, и взглядом и жестами попросила его уйти. Этой ночью она обязана завершить работу, иначе все было бы напрасно. Все — ее страдания, слезы, бессонные ночи. Архиепископ удалился, понося ее бранными словами, но бедняжка Элиса знала, что ни в чем не виновата, поэтому продолжала работать.
Мыши, сновавшие по полу, чтобы хоть немного помочь ей, приносили к ее ногам стебли крапивы, а сидевший за зарешеченным окном дрозд всю ночь пел ей веселую песенку, уговаривая не падать духом.
На рассвете, за час до восхода солнца, одиннадцать братьев Элисы появились у ворот замка и потребовали провести их к королю. Им ответили, что это невозможно, еще ночь, король спит, и никто не смеет его будить. Они просили, начали угрожать, явилась стража, а потом и сам король, узнать, в чем дело. Но тут взошло солнце, и никаких братьев больше не было, над замком лишь взмыли в небо одиннадцать белых лебедей.
Из городских ворот валом валил народ, всем хотелось посмотреть, как будут сжигать ведьму. Жалкая кляча везла телегу, в которой сидела Элиса. На нее набросили плащ из грубой мешковины, ее чудесные длинные волосы струились по плечам, в лице не было ни кровинки, губы медленно шевелились, а пальцы плели зеленое волокно. Даже на пороге смерти она не прекращала начатой работы. Десять кольчуг лежало у ее ног, одиннадцатую она доплетала. Чернь глумилась над ней.
— Посмотрите на ведьму — как бормочет! В руках-то у нее не сборник псалмов, нет, она возится со своими колдовскими штучками, вырвем-ка их у нее да порвем на клочки!
Народ обступил Элису, собираясь вырвать из рук ее работу, но тут прилетели одиннадцать белых лебедей, сели вокруг нее по краям телеги и захлопали могучими крыльями. Толпа в страхе отступила.
— Это знамение свыше! Она невиновна! — зашептали многие, но не посмели сказать это.
Палач схватил Элису за руку, она поспешно накинула одиннадцать кольчуг на лебедей, и перед ней возникли одиннадцать прекрасных принцев, только у самого младшего вместо одной руки было лебединое крыло: Элиса не успела докончить кольчугу, в ней недоставало одного рукава.
— Теперь я могу говорить! — воскликнула она. — Я невиновна!
И люди, видевшие, что произошло, преклонили перед ней колена, как перед святой, а она без чувств упала в объятия братьев — вот как подействовали на нее напряжение, боль и страх.
— Да, она невиновна! — сказал старший брат и поведал обо всем, что случилось, и пока он говорил, в воздухе распространился аромат, как от миллиона цветов, потому что каждое полено в костре пустило корни и побеги, которые образовали громадный благоухающий куст красных роз. А на верхушке его сверкал, словно звезда, ослепительно белый цветок. Король сорвал его, положил на грудь Элисы, и она пришла в себя, ощущая в сердце покой и блаженство.
Зазвонили сами по себе церковные колокола, слетелись стаями птицы, и к замку потянулось свадебное шествие, какого не доводилось еще видеть ни одному королю.