Собрались однажды птицы лесные, расселись по веткам деревьев средь листьев, которых там было не счесть, и все ж таки решили они, что им непременно нужен еще один первосортный листок, критический, — у людей таких листков великое множество, и половины бы вполне хватило. Певчие птицы желали музыкальной критики — в удовольствие себе и в укор тем, кого есть в чем укорить. Только вот беда — никак не могли они найти в своем кругу нелицеприятных критиков.
— Это непременно должна быть птица, — сказала сова, избранная председателем собрания и слывущая символом мудрости. — Вряд ли стоит искать в другом животном царстве, ну, разве что в морском, рыбы-то иной раз летают по воздуху, будто птицы, но сходство тем и исчерпывается. Ведь меж рыбами и птицами тьма-тьмущая всяких существ. За нею слово взял аист, бойко затрещал клювом:
— Есть среди тех, что меж рыбами и птицами, вполне подходящие существа — лягушки, дети болотной воды, вот за них я и голосую. Они в высшей степени музыкальны, хором поют, ни дать ни взять церковные колокола в лесном уединении. От их песен меня тотчас тянет в дальние страны, под крыльями так и щекочет!
— Я тоже за лягушек, — подхватила цапля, — они хотя не птицы и не рыбы, однако живут вместе с рыбами и поют, как птицы.
— Ну ладно, — сказала сова, — музыка музыкой, но листок должен сообщать обо всем, что есть в лесу прекрасного, а стало быть, не обойтись без сотрудников. Давай-те-ка помозгуем да поищем среди своих сородичей.
Тут крошка-жаворонок взял да и прощебетал, весело, звонко:
— Не бывать лягушке начальницей в листке, это место для соловья!
— Не шуми! — прикрикнула сова. — Давайте соблюдать порядок. Я соловья знаю, мы оба — птицы ночные, и всяк из нас поет на свой лад, только ни его, ни меня выбирать не след, а то, глядишь, под руководством высоких умов станет наш листок аристократическим или философским, даже оперно-бравурным, тогда как ему должно быть интересным и для простого сословия.
Долго не было согласия и в том, как назвать листок — «Утренний квак», «Вечерний квак» либо попросту «Квак». В конце концов сошлись на последнем варианте.
Теперь настал черед подобрать прилежных сотрудников или хоть таких, что слывут прилежными.
Пчела, муравей и крот посулили писать о промышленности и инженерном деле, благо, в этом они знали толк.
Кукушке доверили писать о природе. Певчие птицы были о ней невысокого мнения, зато простой народ очень ее уважал.
— Она вечно выхваляется, самая тщеславная из всех птиц, а до чего ж невзрачная, — заметил павлин.
Тут прилетели к редактору в лес синие мясные мухи и ну жужжать:
— Разодолжим! Окажем услугу! Да-с, знавали мы среди людей и газетных редакторов, и критиков! Сядешь на свежее мясо, отложишь яички, а назавтра оно уже насквозь тухлое. Только скажите, мы враз любой талант прикончим. Ну а ежели к партии какой-нибудь пристроиться, то листок в большую силу войти может, когда и дерзость не заказана, — потеряем одного подписчика, так вместо него десяток новых прибежит. Действуйте дерзко, с нахрапом, не жалейте бранных прозвищ, глумитесь, освистывайте, как юнцы из молодежного союза, и получите в государстве немалую власть.
— Ишь, бродяга перелетный! — укорила лягушка аиста. — В детстве я вправду смотрела на него снизу вверх и замирала от благоговейного трепета, а когда он расхаживал по болоту и толковал про Египет, кругозор у меня расширялся — я прямо воочию видела дальние чудесные страны. Но больше он меня не воодушевляет, от прежнего остались лишь смутные воспоминания, я поумнела, стала размышлять, приобрела вес, пишу в «Кваке» критические статьи. Недаром в датском языке даже буква есть — лягушка называется! В человечьем мире таких тоже хватает. Я об этом целый подвал в листке напечатала!
Примечания
«Квак» (Qvæk) — Написана 6 февраля 1869 г.; впервые опубликована в 1926 г. газете «Берлингске Тиденде».
Недаром в датском языке даже буква есть — лягушка называется! — Имеется в виду буква «æ», очертаниями напоминающая лягушку.